#SPACES #WINZAVOD #INSTALLATION #2016
————————————————————————————————————————————————————

Инсталляция “Огород в себе”
“Форма незримого” – выставка пермских художников (Москва, Винзавод, 2016)

Описание:

Инсталляция представляет собой 8 вертикально закреплённых с помощью сварных металлических оснований досок, расположенных по-кругу наподобие забора. Диаметр круга – около 3х метров. Длина досок – 2 м, ширина – прим. 20 см. Доски служат одновременно ограждением внутреннего пространства, не ограничивая однако входа в него, и обрамлением графики небольшого размера, помещённой во врезанные в массив дерева углубления и закрытой акриловым стеклом. В центре круга над кучей земли возвышается сюрреалистическая конструкция из сапога, торчащего из него высокого металического прута, заканчивающегося вешалой для одежды, к которой в свою очередь верёвкой крепится светящий вниз фонарик, создающий световое пятно, фиксирующее центр композиции.

1. Этнографический комментарий:

Эх, Ёма-Тя-Утиль-Урал! Многож ты повидал! Но не мастак ты сказывать про заначки-свои-привычки. Да и к чему оно на? Лучше об этом сём да и промолчать. И ночь на дворе тож не за горами. Вдруг да и откроются толщи самого чудесного свойства, дискурсами не потраченые – как в глубине ума палаты ходят по-кругу солдаты: Аты-баты-на базар, что купили – военная тайна. Ну скажите, ёкалымынэ! Ладно, по-порядку беспорядка раскопаем деду грядку: номер первый – колечко, ободок с сердечком; два – живая огненная вода; три – на солнце в полдень не смотри; номер четыре – коробок в пустой квартире; пять – сунь ночью руку под кровать; шесть – на полотенце шерсть; номер семь – унылый семиотический мем; восемь – руку позолотим – ничего не спросим; девять – по-новой нам ядрить, колотить и веять… Вобщем сплошная бляха-муха в эпистемологическом ничто. Но, на то воля вольная, вихри враждебные и прочий цимес вроде мягкой рухляди и поташа нашего в собственном соку. Слепому да пробуравится, смотрите сами…

2. Скучный комментарий:

Зоотроп и багуа.

Магия движущихся картинок в ранних оптических игрушках внешне имеет мало общего с дальневосточной мантической магией. Но и то, и другое использует в качестве функционального привода метод синтеза дискретных элементов в работающую модель. В первом случае из отдельных фаз мы получаем движущийся образ, во втором 8 триграмм, полученых бинарным комбинированием цельных и прерваных черт, символически передают бытие как цикл перемен. И та, и другая модель действуют с использованием принципа отражения. В центре зоотропа установлена обычно восьмигранная зеркальная призма, стробоскопически дробящая непрерывное вращение полосы с покадровым изображением анимированой сцены на дискретно воспринимаемые образы. Триграммы багуа вместе образуют правильный восьмиугольник, отражающий базовые аспекты китайского космогенеза. И если зоотроп кому-то кажется лишь оптической забавой в цепи развития кинематографической техники, то, при чуть более пристальном внимании, он окажется интересным примером “философской игрушки”, наглядно представляющей мир как визионерскую мистерию в духе Уильяма Блэйка. В “Свадьбе рая и ада” он пишет: “Разум есть граница или внешняя окружность энергии”. Его взгляд на разум исходит одновременно извне и изнутри, из мира сверхразумного и из мира безумного, божественное тут трансцедентно человеческому. Грегори Бэйтсон так интерпретирует слова Блэйка: “…мы можем заменить его «разум» нашей «структурой», а его «энергию» нашим «процессом», то есть потоком событий, сдерживаемым в определенных границах…”, приспосабливая старомодную оптику к современному взгляду на устройство психического аппарата. Принцип умозрительной вездесущности и тут торжествует, расщепляя человека на набор отражающих зеркал в центре, и постороннего наблюдателя, взирающего через смотровую щель на проекцию движущейся сферы, “центр которой везде, а окружность нигде”. Китайская аналогия зоотропа в силу математичности лишена оптических опор в воображении, хотя также оперирует принципом концентричности, помещая в центр модели мироздания скрытый понятием Великого предела абсолют, называемый Беспредельным, где непознаваемость и несозерцаемость сливаются воедино. Схожесть обеих моделей, равно использующих принцип срединности и пограничности, делает оправданной концентрацию внимания на топологическом аспекте Незримого, заключающим субъект познания в магический круг. Этот условный круг становится сумеречной зоной перманентных превращений субъекта в объект, зримого в понимаемое, таинственного в очевидное. В результате и сам этот круг трансформируется в замочную скважину, умозрительным ключом к которой становится сам ищущий. Сторонний же наблюдатель воспринимает субъектно-объектные трансмутации познающего субъекта как своеобразный аттракцион места и времени.К тому же в силу объективной децентрализованности субъекта в социуме,индивидуальные драйвера, избежавшие вербализации, остаются скрытыми в зоне интуитивного моделирования абстрактного, встроенного по историческому умолчанию в коллективное сознание культуры.

3. Лирический комментарий:

сереет даль сквозь щель в заборе
пуста чернильница небес
кривая ель на косогоре
на кромке поля темный лес
зайдя за баню на минуту
застыл в крапиве на века
вновь погрузившись в детства смуту
усталым сердцем старика

постер: